Глава Минфина Антон Силуанов подтвердил, что правительство работает над налоговой реформой с тем, чтобы понизить налоговую нагрузку на бизнес. Прорабатывается вопрос о снижении социальных страховых взносов и повышении НДС.
«Хорошо бы нам здесь снизить, чтобы предприятия могли бы меньше налогов платить, меньше взносов платить, увеличить косвенное налогообложение, в конечном счете, на потребителя. Но здесь другой вопрос. Если мы увеличим косвенное налогообложение, мы сталкиваемся с проблемой, как мы будем регулировать, и как мы будем добиваться тех темпов инфляции, которые мы себе ставим — 4% на протяжении трехлетки и дальнейшего сокращения», — отметил он.
Министр экономического развития Максим Орешкин ранее также отмечал, что могут произойти структурные изменения в налогообложении, «чтобы для компаний, работающих легально, ситуация улучшалась».
Повышенное внимание чиновников экономического блока к налоговой реформе связанно с поручением президента России Владимира Путина разработать меры по стимулированию экономического роста и новые параметры налоговой системы.
Очевидно, что, несмотря на постоянные слова о необходимости институциональных и структурных реформ, в Минэкономразвития и Минфине понимают, что инвесторам нужны и другие стимулы, кроме хороших институтов. Тем более, что в нынешних условиях корректировка фискальной нагрузки осталась единственным способом дать бизнесу материальные стимулы для инвестиционного рывка. Бюджет для этого закрыт, поскольку Минфин пролоббировал курс на сокращение госрасходов. Денежно-кредитная политика Банка России сосредоточена на снижении инфляции и подразумевает поддержание кредитных ставок в экономике на высоком уровне.
Неизвестно, будет ли новая конфигурация налоговой системы отражена в программе на 2018-2024 годы, которую готовит фонд ЦСР Алексея Кудрина.
Сам Кудрин продолжает настаивать на том, что только институциональные и структурные реформы смогут вывести Россию на траекторию устойчивого роста.
«Я привожу наш прогноз возможных темпов экономического роста в случае проведения системных институциональных и структурных реформ, которые к 2019 году позволяют выйти на уровень больше 3%, а к 2022 году выше 4%», — рассказывал глава фонда ЦСР Алексей Кудрин на прошедшем в январе Гайдаровском форуме.
Если реформы не будут проводиться, то, по мнению Кудрина, такой инерционный сценарий приведет к «уменьшению наших позиций на них, в том числе и на рынках углеводородов».
Безусловно, Россия нуждается в модернизации всей институциональной системы – от судопроизводств до финансовых рынков. Но, если не будут созданы материальные стимулы, то все эти реформы могут оказаться бесполезными.
В мире немало стран с хорошими институтами и инвестклиматом, которые, тем не менее, не могут выйти на уровень развития западных стран.
В рейтинге Всемирного банка Doing Business 2017 Россия занимает 40 место, а Китай находится вообще на 78 строчке. Зато в первую десятку замыкает Македония, на 12 месте находится Эстония, Латвия – на 14, Грузия – на 16, Литва – на 21. Выше России еще Польша, Чехия, Словения, Словакия, Румыния, Болгария. Ниже из Восточной Европы только Венгрия (41) и Хорватия (43).
Македония и Грузия, конечно, могут гордиться своими высокими позициями, но денег им это много не приносит. По данным UNCATD World Investment Report 2016, объем накопленных иностранных инвестиций в экономике Македонии по итогам 2015 года составил $4,6 млрд, Грузии – $12,5 млрд. Прибалтийские республики получили на троих $47,8 млрд, в то время как в Польшу было вложено $213,1 млрд, а в Чехию — $113,1 млрд.
Накопленные иностранные инвестиции в Россию с ее плохими институтами составили в 2015 году — $258,4 млрд. Это больше, чем в любой стране Восточной Европы, где институты очевидно лучше российских.
Мексика, которую многие считают синонимом слова коррупция и преступность, показала результат в $420 млрд, а коммунистический Китай, где нарушаются права человека, нет свободных выборов и свободы слова, — $1,2 трлн.
История Китайского экономического чуда достаточно хороша известна. В ее основе лежал практически бесплатный труд и безграничный внутренний рынок. Мексика взяла другим. Примерно 30 лет назад в основе ее экспорта лежали поставки углеводородов. Но с середины 80-х годов прошлого века в стране начался инвестиционный бум, которому способствовало снятие ограничений в торговле с США, а затем и вступление в североамериканскую зону свободной торговли NAFTA с США и Канадой.
Американские и прочие корпорации (по началу, в основном автомобильные) стали открывать здесь производства, поскольку в стране были низкие налоги и относительно дешевый труд.
По уровню налоговой нагрузки Мексика является самой привлекательной страной среди всех государств Организации экономического сотрудничества (ОЭСР, объединяет экономически развитые страны).
По данным ОЭСР, налоговые выплаты составили в 2015 году 17,44% ВВП. Второе место у Чили – 20,7%, третье у Ирландии – 23,59%, четвертое у Южной Кореи – 25,25%, на пятом месте США с 26,36%. Во многих странах Европы этот показатель выше 40%.
В итоге сейчас Мексика один из мировых лидеров по объемам экспорта товаров, а доля нефти не превышает 10%.
При этом – в рейтинге Doing Business у Мексики всего лишь 47 место, а по уровню индекса восприятия коррупции Transparency International 2016 она находится на 123 месте в мире (Россия – на 131 месте, Китай – на 79-м).
В Восточной Европе, которая в значительной степени стала «внутренней Мексикой» для более развитых государств континента, ситуация схожая. Там ниже налоги и меньше зарплата.
В декабре прошлого года Eurostat выпустил сравнительные данные по зарплате в Евросоюзе. Максимальный медианная зарплата в Восточной Европе в Словении – 7,3 евро в час. Это в два с лишним раза меньше чем в Германии (15,7 евро). В Болгарии самый низкий показатель — всего 1,7 евро, в остальных «восточных странах» от 2 до 4,9 евро.
Даже с поправкой на паритет покупательной способности, зарплата в Словении отстает от Германии на 40%. Правда, низкие зарплаты (и относительно низкие налоги) не слишком помогли выбиться в экономические лидеры ни одной из стран Восточной Европы, а внутри этого региона есть инвестиционные лидеры (Польша, Чехия) и аутсайдеры (Литва, Латвия), которые образовались в силу периферийности. Литва и Латвия выполняют уже много лет функция поставщика рабочей силы, а не инноваций.
Налоговая нагрузка в России составляет на данный момент 39% ВВП, если взять общий объем поступлений в консолидированный бюджет страны и страховые сборы во внебюджетные фонды (около 33 трлн руб. в 2015 году, по данным Минфина).
Средняя зарплата – 36,7 тыс. рублей в месяц (по данным Росстата за 2016 год). Это примерно 590 евро по текущему курсу или около 3,4 евро в час, что вполне соответствует уровню Восточной Европы. С учетом огромного транспортного плеча, такая зарплата не дает России никаких конкурентных преимуществ при экспорте.
Россия уже сейчас по размеру ВВП на душу населения находится в средней группе вместе со странами Восточной Европы. По паритету покупательной способности (он позволяет исключить курсовые колебания) российский ВВП составляет $24,451 тыс. на душу населения, что больше чем у Болгарии, Румынии, Хорватии и других балканских стран, практически столько же как у Латвии ($24,9 тыс.), но ниже чем у Чехии или Словении ($33,77 тыс. и $31,99 тыс.).
На одних «институтах» не получится даже просто догнать Чехию. Понизить зарплату директивно невозможно. Остается только снижение налогов для бизнеса, что означает перекладывание нагрузки на население. Или можно отказаться от проведения жесткой денежно-кредитной политики, и «качнуть» дешевых денег в экономику. Если ничего этого не сделать, а уповать на институциональные и структурные реформы, ни о каких высоких темпах роста можно не мечтать.
Источник: http://www.gazeta.ru/business/2017/02/20/10535813.shtml
